Власовцев в плен не брать  - Сергей Михеенков

Воронцов связался по рации с командиром танкового взвода. Решили так: посадить на танки десант и помочь штрафникам на третьей линии. Орудия тоже поставили на передки, подогнали конные запряжки и что есть мочи погнали вперёд. Пока немцы не совсем опомнились от артподготовки и налёта штурмовиков, пока не откопали пулемёты, надо выбить их из последней линии окопов.

Пока не взломана третья линия, прорыва нет.

Косяк штурмовиков снова пронёсся над головами. Скользнул над немецкой траншеей и повернул вправо. Воронцов вспомнил карту и понял, что эскадрилья ушла к немецкому аэродрому. Видимо, разгружались там. Бойцы с опаской поглядывали в небо и говорили:

– Что-то ихних самолётов сегодня не видать. Стало быть, наше направление не самое главное.

– Куда-то, видать, улетели, не к ночи будь помянуты…

Это было первое наступление, когда их не бомбили с воздуха.

И только они поговорили, вот она, пара тяжёлых истребителей «Фокке-Вульф-190». Они снизились над танками и сбросили несколько средних бомб. Ни одна из них в цель, к счастью, не попала. Истребители ушли тем же курсом, что и штурмовики.

– Вроде истребитель, а бомбы бросает, – удивился Колобаев и вскинул винтовку, посмотрел в оптический прицел вслед улетающим «фокке-вульфам».

После возвращения группы Численко Воронцов приказал Колобаеву взять снайперскую винтовку и идти вместе с группой управления. Воронцов вздохнул с облегчением, когда старшина Численко вернулся и доложил о выполнении задания. Спазм, который натягивал в нём какой-то самый главный нерв, отпустил. Вот так посылать людей на смерть и ждать их возвращения, заранее зная, что возвращаются оттуда редко. Численко вернулся. И людей привёл живыми. В который уж раз.

– Двухстнастные, – усмехнулся связист Басько, тоже настороженно провожая немецкие самолёты.

– А такие, между прочим, самые опасные, – ухватив тему, начал очередную свою историю Макар Васильевич Клыпин. – Есть у нас на станции такая, Марфа Яковлевна по прозвищу Рятатуй. Тоже навроде этого самолёта, и баба, и мужик одновременно. И не пойми что…

– Как это? – удивился Колобаев. Этот всему удивлялся. Вся жизнь ему в новинку. Во всех её проявлениях.

– А так. Вроде бабой живёт. Юбку носит и всё такое. Буфер порядочный. Со стороны глянуть – форменная баба. Губы даже красит. А голос грубой и повадки мужиковатые. Несуразная какая-то. И, самое главное…

Воронцов знал, что Макар Васильевич завёл очередную свою байку, чтобы подавить страх. Такой же, как Степан. Степан много всяких сказок знал. Всю роту веселил. Вот уж был балагур…

Воронцов с болью вспомнил Степана. Вспомнил и то, что, когда потом встретил его в лесу, это был уже другой Степан, не такой весёлый. И сказки свои он будто забыл. И народ уже не ждал от него ни шутки, ни развлечения.

Макар Васильевич Клыпин появился в роте совсем недавно. Пришёл с последним пополнением. Воронцов его взял вместо старика Добрушина. Тоже на все руки мастер, и связь мог обеспечить, и за лошадями присматривал. Сказочки же Клыпина в роте ценились особо. Даже Веретеницына любила их послушать. Краснела, а не уходила. Но в этот раз начатую историю бойцам дослушать не удалось.

Танки вышли на линию окопов, и второй взвод брызгами сыпанул с брони. Тут же началась стрельба. «Тридцатьчетвёрки» потоптались возле сгоревшего фургона немецкой радиостанции, развернулись и пошли вдоль хода сообщения. Шагах в тридцати перед ними в траншее замелькали тёмно-оливковые каски. Немцы отходили в сторону первого взвода, который в это время неровной цепью высыпал из березняка, охватывая выступ окопов с северо-востока. «Тридцатьчетвёрки» с задранными хоботами орудий ныряли по копаням и воронкам и, похоже, что-то там подбирали гусеницами. Стрелять из орудий они не могли. Работали только пулемёты. Первый взвод открыл огонь, продолжая двигаться в том же направлении. Тёмно-оливковые каски метнулись назад, сгрудились.

– Ну что ж вы, сук-кины мошки! – бормотал себе под нос Макар Васильевич, терзая съеденными зубами плексигласовый мундштук. – Руки подымайте!

В траншею полетели гранаты. Но и траншея огрызнулась. Несколько человек в цепи первого взвода тут же упали. Стайка пуль пролетела и над группой управления. Колобаев подкрутил дистанционную муфту оптического прицела и присел на колено. Для того чтобы истратить обойму патронов и снова перезарядить винтовку, ему понадобилось меньше минуты.

Прижатые с двух сторон, немцы дрались до последнего. Наконец в окопах мелькнуло нечто похожее на белый флаг.

– Ага, припекло, портянками замахали, – засмеялся Макар Васильевич, радуясь удачным действиям своей роты.

Но «портянка» тут же исчезла. Стрельба из траншеи возобновилась с прежней силой. Артиллеристы тем временем быстро сняли с передков орудия, развели станины, забили в землю сошники.

– Осколочным! Заряжай! Огонь!

– Прицел – шесть! Огонь!

Танки остановились, боясь попасть под огонь своих же орудий. Но, как только артиллеристы прекратили стрельбу, тут же ринулись в завесу дыма и копоти. И Воронцов, и другие бойцы, стоявшие рядом с ним, уже знали, что сейчас будет.

Бальк тащил тело своего взводного командира до тех пор, пока не упал, вконец обессилев. Ноги сами собой подкосились, и грузная ноша, глухо звякнув о сухую землю стальным шлемом, придавила Балька. Он какое-то время лежал, соображая, не пулей ли сбит, а потом выполз, словно из-под земли, и огляделся. Последняя траншея третьей линии была рядом, в пяти-шести шагах. В ней копошились какие-то люди в немецкой униформе. Но что-то в них было необычное, чужое. Бальк разглядел эсэсовские руны в петлице и нашивки незнакомой дивизии и со злобой подумал: они стояли за нашей спиной, ждали, когда нас всех там, в двух первых линиях, перебьют прикладами и переколют штыками, но теперь, когда момент для контрудара упущен, вряд ли удержатся и они. Эсэсовцы разговаривали по-русски. Ах вот оно что, вдруг понял Бальк. Значит, они из Первой русской дивизии СС!

Левее за перелеском и лугом виднелись ровные столбики, густо заплетённые колючей проволокой, и за ними несколько самолётов и строения казарменного типа. Аэродром! Бальк никогда здесь не бывал. Хотя лежал в госпитале в военном городке. Слышал, как взлетали и садились самолёты, ревя двигателями, как стучали редкими очередями зенитки. Но на аэродроме бывать не случалось.

– Давай, давай, сынок! – крикнул «Кайзер». – Тащи его туда!

«Кайзер» нёс на плече пулемёт с куском оборванной ленты. Гремя сапогами и обдавая запахом пота и табака, он пронёсся мимо и спрыгнул в ход сообщения.

Бальк схватил тело оберфельдфебеля на ремни портупеи и потащил следом.

Когда они засыпали землёй в отводной ячейке тело Фрица Гейнце и положили на бугорок стальной шлем, обтянутый засаленной и подранной парусиной, русские уже показались в той стороне, куда и они, и эсэсовцы с нашивками «РОНА» с беспокойством оглядывались всё это время. Бальк сжал в ладони обломок дюралевого жетона, прошептал какую-то молитву и начал устанавливать на бруствере свой пулемёт.